Кюхельбекер Вильгельм Карлович

Вильгельм Кюхельбекер Амур живописец

(Подражание Гете)

До зари сидел я на утесе, На туман глядел я, недвижимый; Простирался, будто холст бесцветный, Покрывал седой туман окрестность. Вдруг подходит незнакомый мальчик. «Что сидишь ты,- говорит мне,- праздный? Что глядишь на этот холст бесцветный, Или ты навек утратил жажду Бодрой кистью вызывать картины?» На него взглянул я и помыслил: «Ныне уж учить и дети стали!» «Брось тоску,- сказал он,- лень и скуку! Или с ними в чем успеть мечтаешь?- Посмотри, что здесь я нарисую; Перейми, мой друг, мои картины!» Тут он поднял пальчик, алый пальчик, Схожий цветом с юной, свежей розой: Им он водит по ковру тумана, Им он пишет на холсте бесцветном. Сверху пишет ясный образ солнца И слепит мой взор его сияньем, И лучи сквозь облака проводит, И огнем края их обливает; Он рисует зыбкие вершины Леса, напоенного росою; Протянув прелестный ряд пригорков, Не забыл он и воды сребристой; В даль он пролил светлый ручеечек, И, казалось, в нем сверкали блески, В нем струикипели, будто жемчуг. Вдруг цветочки всюду распустились: Берег ими, дол, холмы пестреют, В них багрец, лазурь и злато блещут; Дерн под ними светит изумрудом, Горы бледной сединой оделись, Свод небес подъялся васильковый… Весь дрожал я — и, восторга полный, На творца смотрел и на картину. «Не совсем дурной я живописец,- Молвил он,- признайся же, приятель! Подожди: конец венчает дело». Вот он снова нежною ручонкой Возле леса рисовать принялся: Губки закусил, трудился долго, Улыбался и чертил и думал. Я взглянул,- и что же вдруг увидел? Возле рощи милая пастушка: Лик прелестный, грудь под снежной дымкой; Стройный стан, живые щечки с ямкой; Щечки те под прядью темных кудрей Отражали сладостный румянец, Отражали пальчик живописца. «Мальчик! мальчик! — я тогда воскликнул,- Так писать, скажи, где научился?» — Восклицанья продолжать хотел я; Но зефир повеял вдруг и, тронув Рощу и подернув рябью воду, Быстрый, заклубил покров пастушки,- И тогда (о, как я изумился!) Вдруг пастушка поднимает ножку, Вдруг пошла и близится к утесу, Где сидел я и со мной проказник! Что же тут, когда все всколебалось — Роща и ручей, цветы и ножка, Дымка, кудри, покрывало милой? Други, верьте, что и я не пробыл На скале один скалой недвижной!

Конец 1810-х или начало 1820-х годов

0 спасибо
за ваш голос

Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:

    Если в тексте ошибка, выделите полностью слово с опечаткой и нажмите Ctrl + Enter, чтобы сообщить.