Семен Липкин Один и одна

Солнцеглаза была Зулейха И всей мощью беспомощной сердца, Как мечтание, как жениха, Полюбила раба-иноверца, А богата была и знатна И всевластного старца жена.

Был взаправду Иосиф красив, Нежен, строен, плечист и послушен, Он при робости был прозорлив И при мудрости был простодушен. Госпоже был он верным слугой, Но владел им Господь всеблагой.

Вряд ли видел сей раб Зулейху, Ибо видеть ее опасался. Может быть, он склонялся к греху, Но при этом греху ужасался. Грех в кумирнях смердел, он блестел Костью, бронзой изваянных тел.

Стал почти что владыкой земли Прежний раб. Вот, вельмож возглавляя, Он скакал. Там лежала в пыли И в отрепьях старуха слепая. На нее посмотрел он с коня, Чернь курчавых волос наклоня.

Верховые глядят, трепеща: Это что — колдовство? или диво? Где старуха? Конечно, нища, Но зато молода и красива, А глаза как два солнца горят И лохмотья — как царский наряд.

То была Зулейха: в нищете, В слепоте столько лет бытовала! Он узнал ее: в каждой черте Был огонь и любовь ликовала! Всадник спешился, к сердцу прижал Ту, которую сердцем желал.

Это стала планета иной, Это капища власть прекратилась, Это свет обновился земной, Это в небо земля превратилась, Ибо счастье с одной одного — Торжество мирозданья всего.

1993