Семен Липкин Раннее лето

Мы оставили хутор Веселый, Потеряли печать при погрузке, А туда уж вошли новоселы, И команда велась не по-русски.

Мы поставили столик под вишней, Застучал «ремингтон» запыленный… — Ну, сегодня помог нам всевышний, — Усмехнувшись, сказал батальонный.

А инструктор Никита Иваныч Все смотрел, сдвинув светлые брови, На блестевший, как лезвие, Маныч И еще не остывший от крови.

Как поймет он, покинутый верой, Что страшнее: потеря печати, Или рокот воды красно-серой, Или эхо немецких проклятий?

Столько нажито горечи за ночь, Что ж сулит ему холод рассвета, И воинственно блещущий Маныч, И цветение раннего лета?

Искривил он язвительно губы, Светит взгляд разумением ясным… Нет, черты эти вовсе не грубы, Страх лицо его сделал прекрасным!

Ах, инструктор Никита Ромашко, Если б дожил и видел ты это, — Как мне душно, и жутко, и тяжко В сладком воздухе раннего лета!

Я не слышу немецких орудий, Чужеземной не слышу я речи, Но грозят мне те самые люди, Что отвергли закон человечий.

Тупо жду рокового я срока, Только дума одна неотвязна: Страх свой должен я спрятать глубоко, И улыбка моя безобразна.

1949