Николай Львов Ночь в чухонской избе на пустыре

Волки воют… ночь осенняя, Окружая мглою темною Ветхой хижины моей покров,

Посреди пустыни мертвыя Множит ужасы — и я один! Проводя в трудах ненастный день, И в постели одиноческой Я надеялся покой найти; Но покой бежит от хижины, Где унынье прерывается Только свистом ветра бурного! Отворю, взгляну еще в окно — Не мерещится ль заря вдали? Не слыхать ли птицы бодрственной, Возбуждающей людей на труд? Не поет ли вестник утренний? Воют волки… ночь ненастная Обложила все лице земли Хладом-ужасом — и я один!

Холод, ужас и уныние, Дети люты одиночества, Обвилися, как холодный змей, И в объятиях мучительных Держат грудь мою стесненную; Ленно в жилах протекает кровь, Бьется сердце, хочет выскочить, Ищет, кажется, товарища, С кем напасть бы разделить могло.

Кто жестокий жребий бедственный Посреди степей живущего В тесной падающей хижине, Где витает бедность вечная, И ненастну ночь холодную Разделить с тобой отважится? Ты одна, о мой душевный друг! Дух спасительный судьбы моей, Ты одна б со мной решилася С чистой радостью сердечною, Как блаженство, и напасть делить. О, когда б ты здесь была со мной, Не посмело бы уныние При тебе, мой друг, коснуться нам! Буря, мрак, пустыня, хижина

В тесных пламенных объятиях, Под крылом любви испытанной Умножила б наше счастие.

Но мой друг уж далеко отсель, Вслед за нею покатилися Красны дни мои и радости. Холод, ужас и уныние, Вы теперь мне собеседники, Незнакомые товарищи! Ваши хладны узы грудь мою Наполняют неким бедственным, Смертоносным едким холодом… Ах, давно ли в узах счастия Я утехи не видал конца И не знал числа забав моих? Мне горячность друга милого Удовольствий неописанных Бесконечный круг готовила.

Бесконечной ночи бурный визг, Умножаясь, продолжается… Что за страшный громовой удар Потряхнул пустыню спящую? Отдался в лесу, и лес завыл? Выйду, встречу ночь лицом в лицо, Посмотрю на брань природных сил… Вихрь изринул с корня старый дуб, Опроверглась кровля хижины, Буря мрачная спасла мне жизнь, Знать, из утлого пристанища, Знать, затем меня и вызвала.

Но что, что ты мне, несчастный ветр, Что принес на крыльях трепетных? Жар исполнил хладну грудь мою, Из источника сердечного Разлилася кровь кипящая… Голос… имя… но послушаем… Ах, я слышу голос девичий, Умирающий, растерзанный; Стае хищной, злобной, воющей Жертва юная досталася!

И последние слова ее, Чувства нежного свидетели, Излетели из прекрасных уст Вместе с именем любезного…

О! несчастные отец и мать! Окончав свой обыденный труд, В ваши нежные объятии Одинокая, любимая Дочь любезна торопилася… Уже скатерть белобраная На столе дубовом постлана, Уж стояли яствы сладкие, И в восторге мать злосчастная Суетилася, готовила Для дитяти ложу мягкую, Где бы юная работница Отдохнула, освежилася. За воротами отец стоял; В темноте ему мечталося, Что несется в светлом облаке, Облеченна в ризу белую, В небеса душа прекрасная. «Умерла моя любезна дочь, И печаль вошла в мой горький дом», Он сказал, и бледность смертная Облекла его унылый взор. Ноги горестью подсеклися… Но далёко и давно уже Вышел встретить за околицу Нину милую сердечный друг. Для любви его пылающей Нет ни вихрю, нет ни мрачности. Терн ему и камни кажутся Путь, травой душистой устланный. Он летит вперед, надеяся Встретить ангела любви его. Воротися, добрый молодец, Для тебя уж ночь не кончится, Не придет уж на заре к тебе За ушко любовь будить тебя, Далеко уж твой сердечный гость, И часы твои счастливые

Погрузились в бездну вечности… Вся деревня завтра празднует День веселый, день рождения Красоты, доброты, прелестей — День, в который мир украсила, Как взглянула первый раз на свет Нежный друг твоей горячности; На восходе солнца красного Придут с пляской, придут с песнями Все ее подруги верные К дому юноши печального Спросят — где? куда девалася Коноводка дней их праздничных, Где душа игры, веселости? Где румяная, где розова Их подруга голосистая?

На устах твоих спеклася кровь, И на веждах тяжких, горестных Замерла слеза горячая. Ты покажешь мановением Члены нежные растерзанны, И потерю вашу общую Обличит черта кровавая…

Не всходи ты, солнце красное, Продолжися, ночь ужасная… Может, ветра свист в ущелинах Мне в пустынном одиночестве Показался голос девичий.

1789