Вера Полозкова Бытопись

И если летом она казалась царевна Лыбедь, То к осени оказалась царевна-блядь — И дни эти вот, как зубы, что легче выбить, Чем исправлять. Бывший после случайного секса-по-старой-памяти Берет ее джинсы, идя открывать незваному визитеру. Те же стаканы в мойке, и майки в стирке, и потолки. И уголки у губ, и между губами те же самые кольца дыма; она надевает его, и они ей впору. А раньше были бы велики. Старая стала: происходящее все отдельнее и чужей. Того и гляди, начнет допиваться до искажений, до миражей, до несвоих мужей, До дьявольских чертежей. Все одна плотва: то угрюмый псих, то унылый хлюпик. В кои-то веки она совсем никого не любит, Представляя собою актовый зал, где погашен свет. Воплощая Мертвое море, если короткой фразой — Столько солей, минералов, грязей — А жизни нет. Ну, какое-то неприкаянное тире Вместо стрелочки направленья, куда идти, да. Хорошая мина при этой ее игре Тянет примерно на килограмм пластида, Будит тяжкие думы в маме и сослуживцах. Осень как выход с аттракциона, как долгий спад. Когда-то-главный приходит с кухни в любимых джинсах И ложится обратно спать.