Борис Ручьев Песня

Вечерние звезды зажглись в поднебесье, заря западает за облачный дым, когда гармонисту — хозяину песни — гармошка свои открывает лады. И песня плывет по ковыльному следу, мечтою — тосклива, рыданьем — пьяна. Про горы златые гармоника бредит, про полные реки хмельного вина.

Забыл, видно, парень, проснувшись с тоской, что все мы живем на земле городской, что громом и славой пропитан здесь воздух, цеха и забои в знаменах и звездах… И песню, руками пуская в полет, по старой привычке с надрывом ведет.

Мы слушали долго и парню сказали: — Довольно гармонику мучить слезами! Сыграй-ка, товарищ, по совести, честно, про наши участки, бригады и дни, для сердца — такую чудесную песню, которая стала бы жизни сродни. Чтоб каждый, кто нынче по-нашему стойко, горбом своим строит Магнитострой, от песни с улыбкою вышел на стройку, и город наш — родиной сделал второй…

Товарищ спокойно ответил тогда, что песен таких не сложили года. И только гармошка с тоскою молчала, что сорвано песни привычной начало. Но молча лады тяжело сберегать. И песню товарищ берет наугад.

И вдруг, будто с ветру, с налета, с разгона, от самой земли закачала барак великая песня Буденновской конной, то маршем, то плясом, то дробью атак. Она началася чеканно, игриво, но скоро торжественней, строже, грозней пошла по бараку единым порывом, сроднившись с губами поющих друзей…

За окнами вечер рванули сердито гремящие горы пальбой динамита. Ночная работа и с песней, и с нами сливается грохотом, звоном, огнями. Полночным призывом тугая сирена зовет отдохнувшую новую смену.

Гармоника сложена. В смену пора. А песня походкою правит. А стройка, как сказка,- в огнях до утра вся в звездах невиданной славы.

1932