Борис Ручьев Сказка о синем самолете

Сердце, окрыленное биеньем, сказка скоролетная моя… Синий-синий. Крылья легче теней, с дымчатой резьбою по краям. Бьют часы на круглых башнях славы, и в дыму земные округа. Я сходил на городских заставах и на океанских берегах. И скажу с закрытыми глазами, что плывут к Архангельску суда, доспевают яблоки в Казани, в Астрахани сохнут невода; дятлы ходят на плотах и срубах, руды тают в кованых печах, и встают селения под трубы, птичьим перелетам до плеча.

Я летел от пресных рек заката в хвойные сибирские леса и, познав, чем родина богата, золотом на крыльях написал: лист деревьев, барки, ледоколы, самоцветы солнца и луны, рыб хвостатых, падающий колос, птиц летучих, певчих, водяных, все плоды — от яблока до груши, хлеб ржаной и радуги вина, ленты рек, крутые гребни суши, городов железных имена. Я летел на гром и на знамена, на костры, на дым, на голоса, но друзей душевных поименно я не мог на крыльях записать. Не хватило золота и счета, — и поклялся вечно знать в лицо мудрых рыбаков и звездочетов, вечных горновых и кузнецов. Петь меня строители просили, агрономы звали на совет, пивовары пиво подносили, солевары ставили обед, звали капитаны в бой с прибоем, гармонисты брали тон руки, на волков водили зверобои, в шахту наряжали горняки. И велели жить легко и трезво, чтя до смерти азбуку труда, реки ставить, добывать железо, стены класть в гранитных городах. Родину не сравнивать с любимой, а в правах гражданского родства головой стоять неколебимо за казну ее и торжества.

В праздники ходить в рубашках алых, свиязь бить и стерлядь брать в глуби, мир познать, прощаясь на вокзалах, женщин приглянувшихся любить. Слышать, как гудят громоотводы, журавли спускаются в траву, рушатся забои, солнце всходит, сохнут росы и гудки зовут. Я согласен. Крылья наземь бросил. Прохожу по щебню (легкий хруст) в знойные урочища ремесел, в мир простых и сказочных искусств. А когда товарищи спросили, глянув в небеса над головой: — Что случилось с самолетом синим?. Я ответил: — С сердцем? Ничего!..

1934