Юрий Ряшенцев В «Китайском летчике» играли танго шведы...

В «Китайском летчике» играли танго шведы. За ближним столиком сердились привереды, просили лабухов — нельзя ль погорячей. И дикой скрипочки отравленный ручей с эстрады меленькой по маленькому залу бежал в тридцатые, откуда все и беды.

Но беды вовсе не оттуда. Отцепись, душа гулагская, потрепанная рысь! Умолкни звон политизированных кружек! Мы выйдем к площади, и — никаких «наружек». Да не наивен я, а просто нету мочи лишь небом в клеточку считать всю эту высь.

Там хлопья снежные рождаются из мрака… Мне скоро семьдесят исполнится — однако! Я ничему не научился в этой мгле — а лишь ловить закат в замурзанном стекле, да пару дивных тактов различать в бедламе, да ветер скверов пить со страстью вурдалака.

Мы всё прошляпили: свободу, счастье, дом. Ты слышишь, Родина? Спасибо и на том, что одиночество — не страх тому причиной. Я славно выгляжу, гляжу я молодчиной, но речь родную, искореженную стебом, и понимаю я и верю ей с трудом.

И оттого еще милее мне Варварка и эта уличная шалая овчарка, какой привычно испугался ты и — зря. На свете нет светила лучше фонаря! А боль, как Стенька драгоценную княжну, — в ночную реку: «Не видала ты подарка!..»

1963