Ольга Седакова В винном отделе

Отец, изъеденный похмельем, стучал стеклом и серебром. Другие пьяницы шумели и пахли мертвым табаком, Подвал напоминал ущелье, откуда небо кажется стеклом.

Ребенок в пурпурной каталке, в багряных язвах аллергии сидел, как чучело страданья, текущего через другие бессмысленные воды…

Предметы плавали, не достигая дна расплавленных и слабых глаз. А там, на дне, труба гудела и ветер выл. Он был Больной Король, хозяин зданья, где раз в тысячелетие и реже под музыки нездешнее бряцанье за святотатственным Копьем несут болезненную Чашу. Где плоть, как разум, изнывает.

Зачем, зачем? – труба взывает из глаз его полузакрытых, – зачем, доколе будет смерть лакать живую кровь? зачем несправедливость мне сердце обвивает, как питон? Я не Геракл, я сам, как сон. И сам из-под пяты взвиваюсь, над язвами Земли Святой безумным терном обвиваюсь,

когда неслышными шагами под музыку, идущую кругами, за святотатственным Копьем несут болезненную Чашу –

и, погибая, сердце наше мы сами, словно оцет, пьем!

Зачем, зачем! – труба взывает, – мне жизнь, как печень, разрывают? доколе мне в скале гореть? доколе будет смерть гудеть? и с искрами свистеть, взлетая, земля, от крови золотая? и все, что было, будет впредь…