Марина Цветаева Шарль Бодлер Плаванье

Максиму дю Кан

1

Для отрока, в ночи глядящего эстампы, За каждым валом — даль, за каждой далью — вал. Как этот мир велик в лучах рабочей лампы! Ах, в памяти очах — как бесконечно мал!

В один ненастный день, в тоске нечеловечьей, Не вынеся тягот, под скрежет якорей, Мы всходим на корабль — и происходит встреча Безмерности мечты с предельностью морей.

Что нас толкает в путь? Тех — ненависть к отчизне, Тех — скука очага, еще иных — в тени Цирцеиных ресниц оставивших полжизни, — Надежда отстоять оставшиеся дни.

В Цирцеиных садах дабы не стать скотами, Плывут, плывут, плывут в оцепененьи чувств, Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя Не вытравят следов волшебницыных уст.

Но истые пловцы — те, что плывут без цели: Плывущие — чтоб плыть! Глотатели широт, Что каждую зарю справляют новоселье И даже в смертный час еще твердят: вперед!

На облако взгляни: вот облик их желаний! Как отроку — любовь, как рекруту — картечь, Так край желанен им, которому названья Доселе не нашла еще людская речь.

2

О, ужас! Мы шарам катящимся подобны, Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры Нас Лихорадка бьет — как тот Архангел злобный Невидимым бичом стегающий миры.

О, странная игра с подвижною мишенью! Не будучи нигде, цель может быть — везде! Игра, где человек охотится за тенью, За призраком ладьи на призрачной воде…

Душа наша — корабль, идущий в Эльдорадо. В блаженную страну ведет — какой пролив? Вдруг, среди гор и бездн и гидр морского ада — Крик вахтенного: — Рай! Любовь! Блаженство — Риф.

Малейший островок, завиденный дозорным, Нам чудится землей с плодами янтаря, Лазоревой водой и с изумрудным дерном. Базальтовый утес являет нам заря.

О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег! Скормить его зыбям, иль в цепи заковать, — Безвинного лгуна, выдумщика Америк, От вымысла чьего еще серее гладь.

Так старый пешеход, ночующий в канаве, Вперяется в Мечту всей силою зрачка. Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве, Мигающей свечи на вышке чердака.

3

Чудесные пловцы! Что за повествованья Встают из ваших глаз — бездоннее морей! Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний, Сокровища, каких не видывал Нерей.

Умчите нас вперед — без паруса и пара! Явите нам (на льне натянутых холстин Так некогда рука очам являла чару) Видения свои, обрамленные в синь.

Что видели вы, что?

4

— Созвездия. И зыби, И желтые пески, нас жгущие поднесь, Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, — Ах, нечего скрывать! — скучали мы, как здесь.

Лиловые моря в венце вечерней славы, Морские города в тиаре из лучей Рождали в нас тоску, надежнее отравы, Как воин опочить на поле славы — сей.

Стройнейшие мосты, славнейшие строенья, Увы, хотя бы раз сравнились с градом — тем, Что из небесных туч возводит Случай-Гений… И тупились глаза, узревшие Эдем.

От сладостей земных — Мечта еще жесточе! Мечта, извечный дуб, питаемый землей! Чем выше ты растешь, тем ты страстнее хочешь Достигнуть до небес с их солнцем и луной.

Докуда дорастешь, о древо — кипариса Живучее?. Для вас мы привезли с морей Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса, — Всем вам, которым вещь чем дальше — тем милей!

Приветствовали мы кумиров с хоботами, С порфировых столпов взирающих на мир. Резьбы такой — дворцы, такого взлету — камень, Что от одной мечты — банкротом бы — банкир…

Надежнее вина пьянящие наряды, Жен, выкрашенных в хну — до ноготка ноги, И бронзовых мужей в зеленых кольцах гада…

5

— И что, и что — еще?

6

— О, детские мозги!..

Но чтобы не забыть итога наших странствий: От пальмовой лозы до ледяного мха, Везде — везде — везде — на всем земном пространстве Мы видели всё ту ж комедию греха:

Ее, рабу одра, с ребячливостью самки Встающую пятой на мыслящие лбы, Его, раба рабы: что в хижине, что в замке Наследственном — всегда — везде — раба рабы!

Мучителя в цветах и мученика в ранах, Обжорство на крови и пляску на костях, Безропотностью толп разнузданных тиранов, — Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.

С десяток или два — единственных религий, Все сплошь ведущих в рай — и сплошь вводящих Подвижничество, так носящее вериги, Как сибаритство — шелк и сладострастье — мех.

Болтливый род людской, двухдневными делами Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе, Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя: — Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе!

И несколько умов, любовников Безумья, Решивших сократить докучный жизни день И в опия морей нырнувших без раздумья, — Вот Матери-Земли извечный бюллетень!

7

Бесплодна и горька наука дальних странствий: Сегодня, как вчера, до гробовой доски — Всё наше же лицо встречает нас в пространстве: Оазис ужаса в песчаности тоски.

Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя — Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит, Чтоб только обмануть лихого старца — Время. Есть племя бегунов. Оно — как Вечный Жид.

И как апостолы, по всем морям и сушам Проносится. Убить зовущееся днем — Ни парус им не скор, ни пар. Иные души И в четырех стенах справляются с врагом.

В тот миг, когда злодей настигнет нас — вся вера Вернется нам, и вновь воскликнем мы: — вперед! Как на заре веков мы отплывали в Перу, Авророю лица приветствуя восход.

Чернильною водой — морями глаже лака — Мы весело пойдем между подземных скал. О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака Взывающие: — К нам! — О, каждый, кто взалкал

Лотосова плода! Сюда! В любую пору Здесь собирают плод и отжимают сок. Сюда, где круглый год — день лотосова сбора, Где лотосову сну вовек не минет срок.

О, вкрадчивая речь! Нездешней лести нектар! К нам руки тянет друг — чрез черный водоем. — Чтоб сердце освежить — плыви к своей Электре! — Нам некая поет — нас жегшая огнем.

8

Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило! Нам скучен этот край! О, Смерть, скорее в путь! Пусть небо и вода — куда черней чернила, Знай, тысячами солнц сияет наша грудь!

Обманутым пловцам раскрой свои глубины! Мы жаждем, обозрев под солнцем все, что есть, На дно твое нырнуть — Ад или Рай — едино! — В неведомого глубь — чтоб новое обресть!