Александр Твардовский Бой в разгаре. Дымкой синей...

Бой в разгаре. Дымкой синей Серый снег заволокло. И в цепи идет Василий, Под огнем идет в село…

И до отчего порога, До родимого села Через то село дорога — Не иначе — пролегла.

Что поделаешь — иному И еще кружнее путь. И идет иной до дому То ли степью незнакомой, То ль горами где-нибудь…

Низко смерть над шапкой свищет, Хоть кого согнет в дугу.

Цепь идет, как будто ищет Что-то в поле на снегу.

И бойцам, что помоложе, Что впервые так идут, В этот час всего дороже Знать одно, что Теркин тут.

Хорошо — хотя ознобцем Пронимает под огнем — Не последним самым хлопцем Показать себя при нем.

Толку нет, что в миг тоскливый, Как снаряд берет разбег, Теркин так же ждет разрыва, Камнем кинувшись на снег;

Что над страхом меньше власти У того в бою подчас, Кто судьбу свою и счастье Испытал уже не раз;

Что, быть может, эта сила Уцелевшим из огня Человека выносила До сегодняшнего дня,—

До вот этой борозденки, Где лежит, вобрав живот, Он, обшитый кожей тонкой Человек. Лежит и ждет…

Где-то там, за полем бранным, Думу думает свою Тот, по чьим часам карманным Все часы идут в бою.

И за всей вокруг пальбою, За разрывами в дыму Он следит, владыка боя, И решает, что к чему.

Где-то там, в песчаной круче, В блиндаже сухом, сыпучем, Глядя в карту, генерал Те часы свои достал; Хлопнул крышкой, точно дверкой, Поднял шапку, вытер пот…

И дождался, слышит Теркин: — Взвод! За Родину! Вперед!..

И хотя слова он эти — Клич у смерти на краю — Сотни раз читал в газете И не раз слыхал в бою,—

В душу вновь они вступали С одинаковою той Властью правды и печали, Сладкой горечи святой;

С тою силой неизменной, Что людей в огонь ведет, Что за все ответ священный На себя уже берет.

— Взвод! За Родину! Вперед!..

Лейтенант щеголеватый, Конник, спешенный в боях, По-мальчишечьи усатый, Весельчак, плясун, казак, Первым встал, стреляя с ходу, Побежал вперед со взводом, Обходя село с задов. И пролег уже далеко След его в снегу глубоком — Дальше всех в цепи следов.

Вот уже у крайней хаты Поднял он ладонь к усам: — Молодцы! Вперед, ребята!— Крикнул так молодцевато, Словно был Чапаев сам. Только вдруг вперед подался, Оступился на бегу, Четкий след его прервался На снегу…

И нырнул он в снег, как в воду, Как мальчонка с лодки в вир. И пошло в цепи по взводу: — Ранен! Ранен командир!..

Подбежали. И тогда-то, С тем и будет не забыт, Он привстал: — Вперед, ребята! Я не ранен. Я — убит…

Край села, сады, задворки — В двух шагах, в руках вот-вот… И увидел, понял Теркин, Что вести его черед.

— Взвод! За Родину! Вперед!..

И доверчиво по знаку, За товарищем спеша, С места бросились в атаку Сорок душ — одна душа…

Если есть в бою удача, То в исходе все подряд С похвалой, весьма горячей, Друг о друге говорят…

— Танки действовали славно. — Шли саперы молодцом. — Артиллерия подавно Не ударит в грязь лицом. — А пехота! — Как по нотам, Шла пехота. Ну да что там! Авиация — и та…

Словом, просто — красота.

И бывает так, не скроем, Что успех глаза слепит: Столько сыщется героев, Что — глядишь — один забыт.

Но для точности примерной, Для порядка генерал, Кто в село ворвался первым, Знать на месте пожелал.

Доложили, как обычно: Мол, такой-то взял село, Но не смог явиться лично, Так как ранен тяжело.

И тогда из всех фамилий, Всех сегодняшних имен — Теркин — вырвалось — Василий! Это был, конечно, он.

1945