Николай Гнедич Сетование Фетиды на гробе Ахиллеса

Увы мне, богине, рожденной к бедам! И матери в грусти, навек безотрадной! Зачем не осталась, не внемля сестрам, Счастливою девой в пучине я хладной? Зачем меня избрал супругой герой? Зачем не судила Пелею судьбина Связать свою долю со смертной женой?.

Увы, я родила единого сына! При мне возрастал он, любимец богов, Как пышное древо, долин украшенье, Очей моих радость, души наслажденье, Надежда ахеян, гроза их врагов! И сына такого, Геллады героя, Создателя славы ахейских мужей, Увы, не узрела притекшего с боя, К груди не прижала отрады моей! Младой и прекрасный троян победитель Презренным убийцею в Трое сражен! Делами — богов изумивший воитель, Как смертный ничтожный, землей поглощен!

Зевес, где обет твой? Ты клялся главою, Что славой, как боги, бессмертен Пелид; Но рать еще зрела пылавшую Трою, И Трои рушитель был ратью забыт! Из гроба был должен подняться он мертвый, Чтоб чести для праха у греков просить; Но чтоб их принудить почтить его жертвой, Был должен, Зевес, ты природу смутить; И сам, ужасая ахеян народы, Сном мертвым сковал ты им быстрые воды.

Отчизне пожертвовав жизнью младой, Что добыл у греков их первый герой? При жизни обиды, по смерти забвенье! Что ж божие слово? одно ли прельщенье? Не раз прорекал ты, бессмертных отец: «Героев бессмертьем певцы облекают». Но два уже века свой круг совершают, И где предреченный Ахиллу певец? Увы, о Кронид, прельщены мы тобою! Мой сын злополучный, мой милый Ахилл, Своей за отчизну сложённой главою Лишь гроб себе темный в пустыне купил! Но если обеты и Зевс нарушает, Кому тогда верить, в кого уповать? И если Ахилл, как Ферсит, погибает, Что слава? Кто будет мечты сей искать? Ничтожно геройство, труды и деянья, Ничтожна и к чести и к славе любовь, Когда ни от смертных им нет воздаянья, Ниже от святых, правосудных богов.

Так, сын мой, оставлен, забвен ты богами! И памяти ждать ли от хладных людей? Твой гроб на чужбине, изрытый веками, Забудется скоро, сровнявшись с землей! И ты, моей грусти свидетель унылой, О ульм, при гробнице взлелеянный мной, Иссохнешь и ты над сыновней могилой; Одна я останусь с бессмертной тоской!.. О, сжалься хоть ты, о земля, надо мною! И если не можешь мне жизни прервать, Сырая земля, расступись под живою, И к сыну в могилу прийми ты и мать!

1815