Ольга Седакова Давид поет Саулу

Да, мой господин, и душа для души – не врач и не умная стража (ты слышишь, как струны мои хороши?), не мать, не сестра, а селенье в глуши и долгая зимняя пряжа.

Холодное время, не видно огней, темно и утешиться нечем. Душа твоя плачет о множестве дней, о тайне своей и о шуме морей. Есть многие лучше, но пусть за моей она проведет этот вечер.

И что человек, что его берегут? – гнездо разоренья и стона. Зачем его птицы небесные вьют? Я видел, как прут заплетается в прут. И знаешь ли, царь? не лекарство, а труд – душа для души, и протянется тут, как мужи воюют, как жены прядут руно из времен Гедеона.

Какая печаль, о, какая печаль, какое обилье печали! Ты видишь мою безответную даль, где я, как убитый, лежу, и едва ль кто знает меня и кому-нибудь жаль, что я променяю себя на печаль, что я умираю вначале.

И как я люблю эту гибель мою, болезнь моего песнопенья! Как пленник, захваченный в быстром бою, считает в ему неизвестном краю знакомые звезды – так я узнаю картину созвездия, гибель мою, чье имя – как благословенье.

Ты знаешь, мы смерти хотим, господин, мы все. И верней, чем другие, я слышу: невидим и непобедим сей внутренний ветер. Мы всё отдадим за эту равнину, куда ни один еще не дошел, – и, дожив до седин, мы просим о ней, как грудные.

Ты видел, как это бывает, когда ребенок, еще бессловесный, поднимется ночью – и смотрит туда, куда не глядят, не уйдя без следа, шатаясь и плача. Какая звезда его вызывает? какая дуда каких заклинателей? –

Вечное да такого пространства, что, царь мой, тогда уже ничего – ни стыда, ни суда, ни милости даже: оттуда сюда мы вынесли всё, и вошли. И вода несет, и внушает, и знает, куда…

Ни тайны, ни птицы небесной.