Ольга Седакова Пение

Если воздух внести на руках, как ребенка грудного, в зацветающий куст, к недающимся розам, к сурово отвечающим веткам, клянусь, мы увидеть должны этот голос порфирный, глубокую кровь тишины.

Этот свет, принимающий схиму, и в образе ветхом оживляющий кровь, и живущий по гибнущим веткам

горных роз, выбегающих из-за камней, и, как к горю, привычных к свободе своей.

Что, не снится ли нам эта тьма, этот куст остролистый, разговоры огня над паденьем реки каменистой…

– Так быстры мои воды, что ты не найдешь отраженья, сколько в них ни гляди: даже тьмы драгоценной растенье

в них не кажется тьмой – об одном она только и стонет: кто же, кто нас поднимет, когда нас и небо уронит?

Кто безумного счастья, бессмертного счастья угрозу – кто же кровь остановит ребенку, сорвавшему розу?

Кто пораненный воздух губами целебными ловит? – так быстры эти воды, что никто его не остановит…

Так быстры эти воды, что свет в них не кажется светом, и кружится дыханье, и мы забываем об этом,

и еще повторяем, минуя воздушные арки, разговоры огня над рекой, уносящей подарки.