Иван Никитин Ссора

«Не пора ль, Пантелей, постыдиться людей И опять за работу приняться! Промотал хомуты, промотал лошадей, — Верно, по миру хочешь таскаться? Ведь и так от соседей мне нету житья, Показаться на улицу стыдно; Словно в трубы трубят: что, родная моя, Твоего Пантелея не видно? А ты думаешь: где же опричь ему быть, Чай, опять загулял с бурлаками… И сердечко в груди закипит, закипит, И, вздохнувши, зальешься слевами». — «Не дурачь ты меня, — муж жене отвечал, — Я не первый денек тебя знаю, Да по чьей же я милости пьяницей стал И теперь ни за что пропадаю? Не вино с бурлаками — я кровь свою пью, Ею горе мое заливаю, Да за чаркой тебя проклинаю, змею, И тебя и себя проклинаю! Ах ты, время мое, золотая пора, Не видать уж тебя, верно, боле! Как, бывало, с зарей на телегах с двора Едешь рожь убирать в свое поле: Сбруя вся на заказ, кони — любо взглянуть, Словно звери, из упряжи рвутся; Не успеешь, бывало, вожжой шевельнуть — Уж голубчики вихрем несутся, Пашешь — песню поешь, косишь — устали нет; Придет праздник — помолишься богу, По деревне идешь — и почет, и привет: Старики уступают дорогу! А теперь… Одного я вот в толк не возьму: В закромах у нас чисто и пусто; Ину пору и нету соломы в дому, В кошеле и подавно не густо; На тебя ж поглядишь — что откуда идет: Что ни праздник — иная обновка; Оно, может, тебе и господь подает, Да не верится… что-то неловко!..» — «Не велишь ли ты мне в старых тряпках ходить? — Покрасневши, жена отвечала. — Кажись, было на что мне обновки купить, — Я ведь целую зимушку пряла. Вот тебе-то, неряхе, великая честь! Вишь, он речи какие заводит: Самому же лаптишек не хочется сплесть, А зипун-то онучи не стоит». — «Поистерся немного, не всем щеголять; Бедняку что бог дал, то и ладно. А ты любишь гостей-то по платью встречать, Сосед ходит недаром нарядно». — «Ах, родные мои, — закричала жена, — Уж и гостя приветить нет воли! Ну, хорош муженек хороши времена: Не води с людьми хлеба и соли! Да вот на-ка тебе! Не по-твоему быть! Я не больно тебя испугалась! Таки будет сосед ко мне в гости ходить, Чтоб сердечко твое надрывалось!» — «Коли так, ну и так! — муж жене отвечал. — Мне тебя переучивать поздно; Уж и то я греха много на душу взял, А соседа попробовать можно… Перестанет кричать! Собери-ка поесть» Я и то другой день без обеда, Дай хоть хлеба ломоть да влей щей, коли есть Молоко-то оставь для соседа". — «Да вот хлеба-то я не успела испечь! — Жена, с лавки вскочивши, сказала. — Коли хочешь поесть, почини прежде печь...» — И на печку она указала. Муж ни слова на это жене не сказал; Взял зипун свой и шапку с постели, Постоял у окна, головой покачал И пошел куда очи глядели. Только он из ворот, сосед вот он — идет, Шляпа набок, халат нараспашку, От коневьих сапог чистым дегтем несет, И застегнута лентой рубашка. «Будьздоров, Пантелей! Что повесил, брат, нос? Аль запала в головушку дума?» — «Видишь, бойкий какой! А ты что мне за спрос?» — Пантелей ему молвил угрюмо. «Что так больно сердит! знать, болит голова, Или просто некстати зазнался?.» Пантелей второпях засучал рукава, Исподлобья кругом озирался. «Эх, была не была! Ну, держися, дружок!» — И мужик во всю мочь развернулся Да как хватит соседа с размаху в висок, И не охнул — бедняк протянулся. Ввечеру Пантелей уж сидел в кабаке И, слегка подгульнув с бурлаками, Крепко руку свою прислонивши к щеке, Песни пел, заливаясь слезами.

25 февраля 1854