Дмитрий Быков Храп

Рядом уснуть немыслимо было. Прахом Шли все усилия — водка, счет, «нозепам»: все побеждалось его неумолчным храпом, вечно служившим мишенью злым языкам.

Я начинал ворочаться. Я подспудно Мнил разбудить его скрипом тугих пружин, Сам понимая, насколько это паскудно — вторгнуться к другу и портить ему режим.

После вставал, глотал из графина воду, перемещался в кресло, надев халат, — Он же, притихнув, приберегал на коду Самую что ни на есть из своих рулад.

Я ненавидел темень глухих окраин, Стены домов, диван, который скрипел… Кто-то сказал, что Авеля грохнул Каин Только за то, что тот по ночам храпел.

Сам я смущался, помнится: в чем тут дело? Терпим же мы машины, грозу, прибой… Дремлет душа, и кто-то хрипит из тела — Иноприродный, чуждый, ночной, другой.

Этот постыдный страх и брезгливость эта Нынче вернулись ко мне, описав петлю. Возраст мой, возраст! Примерно с прошлого лета, Ежели верить милой, я сам храплю.

Тело свое я больше своим не чую, в зеркале рожи небритой не узнаю — все потому, что нынче живу чужую, Странную жизнь, пытаясь забыть свою.

Плечи мои раздались и раздобрели, волос течет-курчавится по спине, голос грубеет, и мне в этом новом теле Дико, как первое время в чужой стране.

Лишь по ночам, задавленная годами, Смутной тревогой ночи, трудами дня, вечным смиреньем, внезапными холодами, — прежняя жизнь навзрыд кричит из меня.

Это душа хрипит из темницы плоти нищим гурманом, сосланным в общепит, голым ребенком, укрывшимся в грубом гроте… Я понимаю всякого, кто храпит.

Это душа хрипит из темницы жизни, Сдавленно корчится с пеною на губах. Время смежает веки. И по Отчизне «Стррах» раздается, «пррах» раздается, «кррах».