Модест Гофман Малеевка

Как всё-таки глупо бывает вначале: суровым призваньем по-детски горды, мы счастья презрительно не замечали, на свежем снегу оставляя следы. И лишь у минувшего вязких развалин, когда собирает в дорогу рожок, светло и мучительно я благодарен за чистый у наших коттеджей снежок. За свет в биллиардной: игроцкие шутки под крепкий портвейн и дуплет от борта; и лёгких студенток короткие шубки, и радость, и робость, и пар изо рта. За то, что с похмелья больными глазами, томясь маятой и бессильем веков, в потёртой фуфайке в пустом кинозале на гордом рояле играл Росляков. За лёгкость скольженья на лыжах казённых, и чувство: прибавить чуть-чуть — и взлетишь, за ветер свистящий в полях занесённых и звёздных прогулок хрустящую тишь. Такие в сугробах застывшие липы я в будущей жизни уже не найду и эти навстречу спешащие скрипы по мягкому снегу, по чуткому льду.